На куррахе, на деле, голодали. Пища закончилась на восьмой день — а поначалу сэр Кэррадок о ней и думать не хотел. Господь милосердно посылал путникам дождь, так что воды было достаточно. Всех занятий — прочувствовать единение с Богом, мощь творения, силу первозданного хаоса. Пощупать спиной хребты морских допотопных гадов. Если в Палестине да в Аравии пустынь предстаёт раскалёнными песками, если грекам верно служат острова и горы, кочевым народам степь, а славянам лес, ирландцам и бриттам достался Океан. Не призрачные видения-миражи. Не пронзительная синь, напоённая хрустальной прохладой вершин. Не бескрайний мир, равный небу — только чуть ниже. Не горнее стремление смолистых стволов, перепевающихся кудрявыми шапками. Вздымающиеся и опадающие стены воды, летящие — и бесконечные — дождя. Движение. Вечное, неостановимое, всесильное. А потом — ясная зелень, и тепло дневного свелила, покачивание, зыбкое и нежное. Крики чаек, и запах — такой же, как тот, на который Кэррадок вышел из туманного мира. Запах берега.
— Не будет грехом нам и вёсла в руки взять — Господь явил нам назначенную землю! — заявил один монах.
— Значит, нас ожидают труды, — хмыкнул другой, — иначе выбросило бы на берег. Но это и хорошо. Если у Него есть для нас работа — нет ничего радостней!
Стоило вытащить верное судёнышко на берег, как тучи сомкнулись. Ни дождь, ни снег не пошёл — и то хорошо. Зато к запаху берега примешался ещё один. Знакомый. Запах гари.
Кэррадок, невзирая на пост, чувствовал себя лёгким и бодрым. Проверил меч. Лук, не подготовленный к морской дороге, отсырел и быть оружием на время перестал.
— Ну что, братья, — спросил весело, — вам нашлась земля? А мне — дело. Лес в такую погоду не загорится, и даже соломенная крыша — только если очень постараться. Кто-то — постарался. Значит, рыцари здесь очень нужны.
Сэр Кэррадок доволен. А наблюдатель — разочарован. Кажется, люди в кожаной лодке попросту путешествовали. Сотня километров за десять дней. Без управления. А если бы их в океан унесло? Нет, он бы таких спасать не стал! Впрочем, совсем недалеко, даже глаз скашивать не придётся, работает подопытная. Хорошо работает — в Южном Хвикке огненные сполохи и дым. И сколько процентов ей за такое начислить? Всё-таки её народ теперь знает — можно не только остановить врага, но и сделать маленький шаг вперёд. Или назад? Не разберёшься. Спрашивал у Юрис Консулента — тот стоял в углу мастерской, пылился, места же занимал аж три этажа в высоту, а в длину и ширину ещё больше — чья та земля, что завоёвана от пятидесяти до двухсот лет назад, но юридически никак не оформлена. Так ящик с транзисторами, конденсаторами да соленоидами только некое "право меча" и припомнил… А соленоиды как раз были нужны заклятому приятелю. Этот сорвигайка опять ухлопал куда-то все запасы. Приходил просить. И транзисторов тоже, мешка хотя бы три-четыре… Вот Консулент ему на запчасти и ушёл, да ещё из старого Подглядывателя пришлось добавить. А тот даже и спасибо не сказал, только обещал показать, что из бывшего Юрис Консулента получится.
Бригстоу оказался большой деревней. К приходу британского авангарда — деревней брошенной. А авангард, конечно, гленцы. На вал с частоколом надежды у саксов не было — и правильно не было, тем более бревенчатые дома растянулись вдоль берега на несколько миль. Защитить такую линию они не могли — да и не хотели. У измученного кавалерийскими налётами табора, в который превратилось обросшее беженцами ополчение, оставалось одно несбыточное желание — оторваться от бриттов.
Главная гавань Хвикке пуста и молчалива, но Нион упрямо разворачивает камнемёт. Зачем? Учение? Замешкалась. Ааа, грабят! Ну да, город брошен, а много добра на повозку не взгромоздишь. Интересно, здесь рабов и скот тоже порезали? Нет, угнали. Наконец, трофейная команда даёт согласие. А там — в сумку пращи — ядро из жира и хвороста. Поднести факел, дать отмашку… Ещё заминка. Почему? Немайн забралась на пригорок. Запела — и огненный шар вонзился в низкое небо!
После третьего зажигательного снаряда пришлось менять пращу. После пятнадцатого — спешно тушить сам перрье. Урок на будущее — ивовой плетёнки недостаточно, зажигательному снаряду нужен металлический корпус. Однако соломенные крыши занялись. Гудит пламя, сида выводит "Dies Irae". Красота! Пусть коллега ремесленник — но с этим голосом он превзошёл себя. Шедевр, безусловный шедевр. Умри, дружище, и не твори ничего больше! Нет, живи и твори, а то скучно будет. Но эта песня — жарче огня ядерного, благоуханнее моторного мирра…
Смолкла — и только жаркий ветер и треск пожара. Сида снова шустра и деловита — а вот камбрийцы чуть друг на друга не натыкаются. Искусство искусством, но могли бы и попривыкнуть немножко.
— В этот год мы эту землю не заселим, откатимся на Северн, — невозмутимо сообщает оторопевше-восторженному войску Немайн, — теперь-то можно! Работу другие доделают.
Теперь вправду можно. Трижды учёное ополчение саксов откатывается вдоль римской дороги. Как может, укрывает народ, уходящий в Уэссекс. Повозки кругом, скот, дети… Так они когда-то пришли — а теперь вот уходят. И ждут границы как земли обетованной — только какое укрытие можно найти в стране, обреченной удару Пенды Мерсийского? Тридцать закалённых в бесконечной войне легионов идут на юг. Помощи Хвикке ждать неоткуда. Другое дело, что работы для рыцарей Британии осталось немало — объезжать ничейную землю, отбивая у врага желание вернуться, да следить, чтобы кланы за сладкие куски не передрались…