Тут проектор Подглядывателя зафыркал, картинка вспучилась рябью — а не должна бы, Подглядыватель-то новенький, суперструнный и гипертуннельный, а главное — сделанный собственноручно. То есть — надёжней не придумаешь. Собрать его попросту пришлось — старый-то, на тахионах инверсированных, мало того, что включается не раньше третьего пинка, так ещё и конденсаторов содержал прорвищу. А тут коллега за деталями заглянул. Как не дать? Опять же, ясно становится, кто тут гений, способный собрать новый Подглядыватель — лучше прежнего — без всяких конденсаторов, а кто по друзьям недостающие штуковинки ищет.
А тут снег, засыпающий картину на стене. И времени на ремонт почти не осталось — вот-вот коллега явится, собственное творени демонстрировать. И будет, конечно, снисходительно заверять, что Подглядыватель без конденсаторов — сам по себе достижение, как себя за локоть укусить, и какое-то мелкое мельтешение мешает очень мало.
Потому неполадку следовало отыскать и устранить — а пока проектор обесточен, заняться не столько подглядыванием, сколько подслушиванием. На кого бы настроиться? Ну вот, кажется, в меру интересный разговор…
С иными духовными дочерьми как побеседуешь — начинаешь понимать местных мальчишек, что хотят не грамоте учиться, а рубить врагов тяжёлым и острым. Проще это, куда как проще. Что ж, дорога к Господу трудна и терниста, зато и радости от светлеющей души ближнего куда побольше, чем от пронзённого тела. Хотя бы потому, что тело со временем обернётся прахом и так, а душа вечна. Но каждая исповедь Кейндрих стоит полугода жизни! За месяц-другой можно сойти в могилу. Но на сегодня, кажется всё.
— Погодите, преосвященный. У меня есть вопрос.
Хорошо хоть, не грех. Вообще хорошо, что принцесса начала о душе задумываться. А то всё гордыня да ревность вперемешку.
— Слушаю, дочь моя.
— Немайн, она и правда может некоторые таинства проводить? Почему, женщин-священников ведь не бывает?
Кажется, это не беспокойство о душе. Жаль.
— Потому и не может производить все таинства, что она не священник. Только немногие — связанные с рождением, смертью и супружеством. А может многое — по своей природе. Не сидовской, а… Есть у неё некоторые особенности.
— Так, значит, — Кейндрих посуровела. Потом просветлела. Идея снизошла. Что-то не верится в благость её очередной затеи.
— Что ты задумала, дочь моя?
— Сущую безделицу, преосвященный. Брак у меня будет вполне обычный, равный. Я уж рада, что Гулидиен и на такой согласился. Иначе, меня, боюсь, отец со старшиной отдали б ему в подчинённые жёны. Так пусть хоть что-то особенное в свадьбе будет! Вот я и хочу, чтобы нас Немайн повенчала.
Дионисий постарался вздохнуть неглубоко и тихо.
— Неужели тебе мало епископа?
— Не то, чтобы мало. Просто… Она получится не чужим человеком. Кем-то вроде крёстной матери. С которой нельзя. Понимаешь?
— Понимаю. Ты не веришь в добродетельность мужа? Тогда венчаться зачем?
— Верю. Но сиды, они же развратные! И оборотничать умеют. Вот примет она мой облик, и чужим мужем насладится. А Лидди и знать не будет!
Лидди. Первый раз жениха назвала ласкательно — и то, чтоб подчеркнуть — мой.
— Дочь моя, Немайн девушка честная и серьёзная. И останется такой же после замужества, которое еще неизвестно когда приключится. Зато у "крёсной матери или кого-то вроде" будет гораздо больше поводов повисеть на шее у твоего мужа и по-сестрински поцеловать его в щёчку!
Задумалась.
— Может, это, и правда, не лучшая идея была…
Обрадованный епископ ушёл. Кейндрих немедленно вскочила и принялась бегать по шатру. Нога зачесалась. Блохи! Неизбежное зло походной жизни и земляного пола. Нормально, в постели, только в Глостере поспать и получилось… Одну ночь — на весь поход! А сиду, Анна говорила, гады прыгучие не кусают. Наоборот, уходят из её палатки. И комары тоже… Да и епископ — как он, не называя вещи своими словами, ухитрился напомнить, что Немайн не просто сида. Богиня. Пусть и крещёная. Ладно. Не стоит её злить, в самом деле — мелкие женские шпильки недостойны королевы. А что достойно королевы? Забота о благе подданных. Вот, например, в Сенате Брихейниог представлен слабовато. А принцепс, Кейр ап Вэйлин, откровенно служит Диведу. Эту проблему можно решить? Запросто! Вот этим и займёмся. Заодно и зятька сидового огорчим!
Изолента помогла! Юрис Консулент, мерзавец, предчувствуя разборку, перетёр собственный кабель — а чтобы тот не искрил, придавил углом корпуса. Так что метания Кейндрих по палатке доставили Сущности немало удовольствия — исключительно качеством картинки. Но перспектива казалась мутной. Поворот верньера — и вот уже помещение побольше. На фоне мрамора стен — свежесрубленные скамьи и длинные столы. Разновеликие ученики выводят первые буквы… И каракули их видны отчётливо. Учитель — молодая женщина, воительница — если судить по паре длинных кос и пристроенной на столе перевязи с мечом. Видно её плохо… а если повернуть вот так, уже лучше. Зато подёрнулась дымкой другая взрослая, что сидит позади класса. Тоже учится — а заодно присматривает, чтоб ребятня не шалила… Ну вот, опять расплывается, полоски на чёрно-жёлтом пледе сливаются в омерзительное ржавое пятно. Это что, гнусный агрегат хочет, чтобы фокус ему каждый раз выставляли принудительно? Это можно, Принудителя спаять недолго. Но как же неизящно. Опять же, а если и этот начнёт брыкаться? Второго поверх громоздить? Или третьего? Известно — подобная система надёжно работает, только будучи замкнута в кольцо — а значит, не производя иной работы, помимо собственно принуждения. Нет, лучше ещё поковыряться во внутренностях прибора… Оп! Теперь — хорошо, и учительшу видно, и старшую над учениками. Даже выражение лица читается — а оно сложное, удивлённое, задумчивое. И счастливое. Не привыкла к новой жизни? Да, прежде за душой было только имя. И то — тайно.