— Итак, я начну с того давнего тёмного часа, когда зародыш будущей державы оказался в самом тяжёлом положении за все века. Я говорю о времени, когда осколки Рима в последний раз пытались вернуть себе господство над окрестными народами. Осколков этих было четыре: Византия, единственный доживший до нашего времени, Африка — лишь недавно отколовшийся от империи, Рим — город с небольшой округой, обладавший силою скорее духовной, нежели военной, и, наконец, Уэльс. Этот последний был наименее римским — но наиболее доблестным. Это объясняется как древней воинской традицией, так и появлением в те годы двух поколений новых талантливых вождей.
Ловкая политика позволила княжеству вступить в союз с королём Мерсии Пендой. Союз в высшей мере странный — поскольку заключённый между враждебными народами и враждебными верами. Воистину это было не содружество, но совражество! Два зверя согласились прикрыть друг другу спины — а это были именно звери. В хрониках Беды Достопочтенного стоит стон о повешенной Нортумбрии и расстрелянном Хвикке. И если язычник Пенда позволял себе лишь обыденную жестокость злого времени, то Кадуаллон, а после него Гулидиен не ограничивались умерщвлением сервов, каковых в том же Хвикке было немного, и уничтожали людей благородных. Успех подобного союза оказался прочным — в течение первых двадцати лет войны Мерсия истощила своих противников на севере, затем долгие десять лет избивала Юг. Уэльс исправно поставлял ей войска в обмен на звонкое золото. Тогда Уэссекс, будущее ядро Саксонии, был стёрт с лица земли — однако, раз его земли достались Пенде, то резня была умеренной. Предки нынешней династии укрылись в Кенте, где и совершили свой странный подвиг. Без денег, без солдат они покорили королевство, заставив его отринуть христианство. Я не могу восстановить их аргументацию — но архивы Папы в Аахене, выкупленные у Румийского халифата, позволяют предположить — виной тому стали грубейшие ошибки тогдашнего архиепископа Кентерберийского. Из-за того, что был он саксом, в наше время принято считать Адеодата языческим притворщиком — для христиан Иудой, для верующих в Одина — героем. На деле архиепископ всего лишь совершил ошибку — которая дорого обошлась его репутации, пообещав помощь свыше королям Хвикке и Уэссекса, в их борьбе с грозным врагом — в обмен на крещение. Но бог христиан не терпит торга. Язычники и еретики вновь восторжествовали. Более того — в то время они и отличаться перестали. Внезапное исчезновение Неметоны, женщины-полководца, правительницы карликового государства в составе Уэльса, вероятно, и ответственной за последние победы княжества, привело к слиянию ересей христианской и эддической. Скорее всего, она была просто убита — но еретики заговорили о Вознесении. Язычники стали уверять, что богиня сделала, что хотела — и ушла, доверив завершение работы людям.
Используя войско Кента, королю Кенвалху удалось вернуть своё королевство, в котором были сильны и истинное христианство, и эддическая вера. Усиленный добровольцами с континента, рвущимися на святую войну, Уэссекс поразил Мерсию, разбив Пенду, положив начало нынешней Саксонии. Англы, увы, слишком закоснели в заблуждениях, и Кенвалху пришлось заменить народ, проживающий в северной саксонии, на более верный, наделив землёй тех, кто так помог ему в трудный час.
Падение Пенды, впрочем, было неизбежно — он лишился единственного союзника, ибо ещё перед восстанием Кенвалха Уэльс постигла кара Господня в виде морового поветрия, унесшего двоих из каждых пяти, живших в той стране до чумы. Торговля и союз принесли заразу и в Мерсию, но потери Пенды оказались значительно легче. В последней битве он выставил сорок легионов — однако без валлийских лучников был уничтожен много меньшим войском Кенвалха, не достигавшим и двадцати тысяч…
Один из соратников короля рассмеялся.
— Я видел старые росписи, — сообщил он, — в те времена легион не достигал и тысячи бойцов. А уж после войн и чумы… Вернее будет сказать, что Пенда выставил сорок знаменосцев!
— Не стоит уменьшать славу моего предка, — заметил сам правитель, — Мы-то с тобой понимаем, что значит выступить против сильного полководца. Или против слуха о громадном числе неприятеля. Ну так то мы. Для остальных пусть будут сорок легионов…
— Столько не прокормить! — вылез другой вельможа, — Мой король, у нас столько войска не наберётся — а ведь Мерсия только часть Саксонии…
— Умный поймёт, — отрезал король, — профессор, продолжайте, прошу Вас.
— Так завершилась история Мерсии. История Уэльса закончилась несколькими годами позже. Так город, в котором я имею честь находиться, поменял имя, из Кер-Мирддина превратившись в Марчестер. Увы, ересь не была искоренена, но отступила в Эрин и Норвегию, а оттуда в Швецию, что положило начало следующему этапу борьбы…
Ровную речь профессора прервал набат. Звон метался над городом — истошный, заполошный. Король, помянув собакосвиней, метнулся к выходу. Свита, выдирая мечи из ножен, поспешила вослед. За стенами топало и лязгало — но совершенно напрасно. Подбежавший с окну профессор увидел жаркий до желтизны огонь, стремительно обугливающиеся башни, безнадёжную рубку в воротах — и паруса, закрывающие небо со стороны реки. Над высокими мачтами — ало-чёрные стяги с серебряным проблеском. И это явно не датский крест, а «треножник», составленный из молота Тора и циркуля Немайн. Норвеги, язычники и еретики разом! Но как?
А враг уже внутри города, и вся надежда — что королевский замок задержит норманнскую ярость до подхода помощи. Увы, напротив ворот уже выставлены большие щиты, за ними стремительно растёт боевая машина. Час, другой — и всё будет кончено. Останется немного рабов — на продажу, и норманнская крепость, из которой потянутся колонны воинов.