Полезли ещё двое, и у Эмилия стало меньше врагов, да появился щит. Хороший, из плотного дерева. И — что редкость для всадника — с железной оковкой поверху, прекрасно подходящей для отражения столь излюбленных варварами рубящих ударов. Хорошее тяжёлое копьё тоже не оказалось лишним.
Эмилию результат понравился. Он повторил ругательства. И даже сделал пару жестов, в Средиземноморье почитающиеся универсальными оскорблениями. Но саксы поняли урок. Потому, старательно прикрываясь щитами, обошли берег. Собирая метательное оружие. Эйлет, словно безумная, бросилась было вперёд — еле удержал.
Тогда она принялась громко говорить. По-саксонски. Эмилий не понимал ни слова. А если бы понимал, понял бы, отчего те стали двигаться несколько иначе. Уж очень им хотелось броситься.
— Вы люди или рыбы? — спрашивала она, — Вам годится только падаль! Вот перед вами готовые к смерти герои — так убейте же нас! Неужели вы не видите света славы на наших лицах, что подобны Луне и Солнцу? Убить нас — доблестное деяние! Я сестра богини, мой воин — потомок богов и героев Рима, и сам великий герой. А потому — убейте нас — или бегите, как шелудивые псы! Сперва с поля боя, потом из Камбрии, а там и вовсе с острова Придайн. И знайте — по этому мосту пройдёт смерть саксов. И если вы не разрушите его, все вы — не просто трусы, но трусы мёртвые!
Саксы терпели. Потом вернулись. С дротиками.
Эмилий повторил свою тираду. И стал медленно отступать. Эйлет, накричалась, чуток пришла в себя. Отдала ему дротик, умница, взяла тяжёлые копья. Отойдя до середины моста — напарницу пришлось едва не силой отаскивать — римлянин уселся на настил с крайне безразличным видом — сам закрыт щитом, копьё сжато в кулаке. Саксы не повелись. Достали топоры и принялись рубить первый пролёт.
— Дураки, — шепнула Эйлет. Устроилась рядом, под прикрытием широкой окольчуженной спины. Странно, что теперь, когда они остались вдвоём, а враги не потеряли и трети, казалось, опасность почти миновала. Может, от позы Эмилия веяло надёжностью? И древностью. Историями, которые Майни пересказывала лекарскому отпрыску! Так, не выпуская оружия, закрывшись шитом и опершись на копьё, отдыхал Кухулин, когда в одиночку сдерживал войска четырёх пятин Ирландии.
Римлянин, который и не подозревал, что подражает легендарному герою, хмыкнул.
— Они дикари, — сказал тихо, — я не могу иначе назвать тех, кто сунулся воевать, ничего не узнав о стране, в которой предстоит действовать. Нит неглубок, потому все лодки заякорены. А они явно надеются, что сейчас весь мост снесёт течением. Но если враги потратят несколько минут на то, чтобы причинить вред, который хороший плотник исправит за полчаса — к чему им мешать?
И задумался. Девушка формально оставалась начальницей. Как ей приказать уйти? Чтоб послушала? Пусть живёт. А он… Сможет продержаться достаточно долго, даже не раскрывая подготовки. Место узкое, а хороший воин и против троих врагов какое-то время устоит. Мысль бросить мост и в голову не пришла.
Стало чуточку обидно: умирать из соображений секретности, не убив тех, кого иначе достал бы, не хотелось. Ведь воин, служащий по ведомству магистра оффиций, может многое. Недаром начальник сотни силовой разведки приравнивется по чину к командующему всеми полевыми армиями Африки. Потому как эта сотня при нужде натворит дел не меньше, чем полевая армия. Эмилий в своё время, став вместо центуриона рядовым сотни скульптаторов, чувствовал, что прыгнул через чин! Впрочем, вступительное задание — выйти с ножом на льва и вернуться с целой шкурой — не провалил. Иначе и не стоял бы теперь на наплавном мосту через Нит.
Саксы закончили работу. Мост пошатнулся, качнулся несколько раз — и на этом всё закончилось. Римлянин вновь прокричал уэссексцам обидное. Эйлет опять добавила.
— Тут меня одного достаточно, — сказал Эмилий, — а ты бы лучше раздобыла лошадь, да попыталась поторопить армию лесного королевства с непроизносимым названием.
— А ты рассчитываешь выжить, римлянин? — жёлто-рыжие брови взлетели вверх.
— До ночи — да. Потом… — он пожал плечами. В темноте всякое случается.
— Это хорошо. Потому, что я никуда не уйду. Это ведь мой мост, Эмилий.
— У тебя нет доспехов.
— Я могу прикрывать тебе спину. Ругать саксов. Ударить копьём, прежде, чем меня достанут. Ты же видел.
Видел. И мог бы придумать ещё доводы — но саксы полезли снова. Аж четверо. Пустили дротики — по одному. Два поймал, от двух увернулся. Свой бросать не стал, взял копьё. И двинулся навстречу.
Назад да по бокам Эмилий не смотрел — а зря. Ещё двое саксов, скинув одежду и зажав ножи в зубах, поплыли резать якорные верёвки. Доплыть — доплыли. И обнаружили перед лицами жало копья Эйлет.
Увы, берег был слишком близко — и нанести удар у неё не получалось. Не успевала. Приходилось от дротиков уворачиваться. Но к верёвке пловцов — не подпустила. Пока у одного из них не свело судорогой ногу, и второй не потащил соратника к берегу. Вот тогда, на радостях, чуть замешкалась. Удар пришёлся в левый локоть, шершавые доски метнулись навстречу. Боли не было. В голове стояла глупая радость, что дротик сакса перебил левую руку — правой гораздо удобнее перетянуть рану… Зажать артерию другой рукой — и в голову не пришло, если последняя рука будет занята — чем саксов убивать? За свою гибель следует отомстить заранее! Она припомнила, что в поход отправилась за женихом, и улыбнулась. Уже тогда, в строю, решила: кто из своих упадёт последним — того и будет считать мужем. Эмилий, значит — без гаданий.