Свет на облаках - Страница 81

Вовремя — удар следующего всадника пришёлся в пустоту, зато Эмилий ударил сакса, пытавшегося отомстить за товарища, в неприкрытое кольчугой бедро. Третий — выпал из седла сам, когда конь поднялся на дыбы перед маленькой свалкой.

Саксы пользовались стременами — точней, кожаными петлями — немногим больше недели. И уж их-то сида не предупреждала. А своим все уши пожужжала: слетишь с коня, а нога останется в стремени — ты труп. Причём не сразу, и очень неприятно. В случае самого везения — калека. Потому валлийцы делали широкие стремена, да твёрдые понизу благодаря накладке из литой бронзы. А вот саксы сделали свои петли слишком узкими. И всё случилось так, как сказала сида. Сакс умер, и умер очень нехорошо, истоптанный собственным конём.

— Третьего положила Неметона! — не важно, кто это выкрикнул. Подумали так все. Кроме римлянина.

Вот тут настроение и стало — правильным. Устойчивым. До следующей атаки. А уж когда гленцы увидели, что саксы спешиваются, начались насмешки над врагом.

Увы, заряда бодрости хватило ненадолго. Можно сколько угодно сознавать, что на твоей стороне правое дело, старая богиня из холма и воинство небесное — но когда под ногами бьются в агонии товарищи, а к тебе идут, не особо торопясь, одетые в железо неуязвимые убийцы — сердце дрогнет у любого.

— Ударим? — выдох рядом с левым плечом. Да, с непривычки стоять и ждать — нестерпимо. Да и побывав в битвах — всё равно хочется сделать хоть что-нибудь, а не просто ждать опасности. Но девчонка рвётся вперёд, а не назад. Да она вообще — улыбается! Спокойно стоит, и целит саксам смертью в грудь. Против пехотного копья что кольчуга, что паутина. Да и щиты у всадников сверху не окованы железом. У большинства. Значит, хорошего удара могут не выдержать… Если же быстро положить парочку — так можно и перерешить, кто тут волки, кто овцы. Главное, угадать момент.

— Сейчас, пусть запыхаются ещё немного, — громко, чтобы все слышали, объявил Эмилий, — Они свеженькие, только с коней, а мы строили мост. Так что на половине пути таких гостей встречать неуместно…

Голос весел, а глаза щупают подходящих врагов. Им тоже несладко. И идут… Не строй, не толпа — каждый сам по себе. Волки. И ни одного конского хвоста на шлемах. Кажется, единственного командира убила Эйлет.

Значит, или встанут, или бросятся. Встанут — тут и нужно ударить, но если бросятся первыми — камбрийцы побегут. При всём уважении к своим людям, иначе думать римлянин не мог — это ополченцы, а стоя принять неприятельскую атаку мог не всякий легион. Но каждый лишний шаг вперёд — испорченный строй, сбитое дыхание. Всего преимущества — чуть слабее ужас перед острым железом. Надо бы заменить людей — отбивавших всадников, истрепавших силы и нервы — из первой шеренги отвести назад, тех, кто пока не бился, а только ждал — вывести вперёд. Будь у него под командой не ополченцы, а полусотня ветеранов персидского похода, нескольких секунд бы хватило, и строй бы не нарушился. А так…

В шаге саксов появилась некоторая нарочитость. Гибель командира, стремена, из опоры превратившиеся в ловушку. Саксы слышали насмешки бриттов, да и сами иначе решить не могли. Это были волки — но волки помятые и опасливые. Которые зауважали не столько гленское ополчение, сколько помогающую тем злую волшбу. И теперь ожидали чего угодно. Хоть и того, что собственные сапоги начнут кусать за пятки!

Пора! Эмилий оглянулся, поднял руку, успел удивиться гранитному спокойствию в глазах Эйлет — и саксы бросились! Оставалось заорать: "Вперёд!" и метнуться навстречу, надеясь, что команда и импульс командира не дадут родиться панике.

Сакс, которого себе выбрал римлянин, дёрнулся — уклониться, копьё отошло в сторону, щит качнулся вниз — и выпад римлянина — в лицо — оказался удачным. Зато рядом — справа — вдруг стало пусто. Подобно римским легковооружённым, ополченцы не продержались в прямой стычке и минуты. Их хватило на один удар. И тот смогли нанести далеко не все. И не у всех этот удар — первый и последний — достиг цели. Потом строй рухнул внутрь себя. Передние ломились сквозь задних, те пытались устоять на ногах, подняться… Отползти… Строя не стало, не было даже бегущего стада — небольшая, вжавшаяся сама в себя кучка ещё живого мяса, парализованная собственным стремлением к бегству. И деловитые жнецы, которым предстояло лишь немного работы.

Эту минуту римлянина не трогали. И он мог прорваться — туда, к саксонским коноводам. Но въевшаяся с годами службы привычка выполнять задание любой ценой взяла своё. А мост был заданием. Да, это было "тоже задание", простое прикрытие настоящей работы — но вот об этом Эмилий в те секунды совершенно забыл. Причина была — правильная, веская, но такая, в которой он совершенно не отдавал себе отчёта. Не до того было — ему нужно было прорубаться обратно к мосту, да ещё и прикрывать ту, которая всё так же держалась рядом. Привычная уже, как рука или нога.

Эйлет своего сакса заколоть не сумела. Зато — заставила отшатнуться, и уж от копья римлянина он не ушёл. Все остальные были заняты более лёгкой добычей. И вот под ногами скрипнуло неровное покрытие из расщеплённых брёвен. Четыре локтя в ширину, и двоим толком не встать. Что ж, работа второго ряда ей тоже пойдёт. Опять же, барки длиннее настила. И саксы могут попробовать забраться с ближайшей к берегу.

Уэссекцы не торопились. Пожалуй, бросься они вперёд, как бешеные животные — все вместе, кто по настилу моста, кто — по воде и через барку — последних защитников они б одолели, но сами себя больше перекалечили, чем потеряли от сопротивления. Однако — боевой опыт не пустил. Навалиться кучей и зарезать врага, заплатив половиной жизней — и в головы не пришло. Да и было б это крайне унизительно. Теперь, после победы над ополчением, к рыцарям полностью вернулась самоуверенность. И двое немедленно попробовали взять в копья Эмилия. Не вышло. Один остался без кисти, другому римлянин перерубил дротик. После чего повторил несколько из слов, которыми камбрийцы осыпали саксов, когда те начали слезать с лошадей.