Свет на облаках - Страница 91

Если король и заметил на половине дороги, что атака главных сил завязла в повозках, что-то менять было поздно. Он стоял в голове колонны, и та толкала его, вместе с остальными воинами, вперёд — к славе и добыче!

Как только колонна набрала ход, Немайн решила — пора. Оглянулась к трубачам — и обнаружила одного, убитого. Извлечь звук из фанфары она не умела, а уж сигнал… Тут вспомнился экзамен во сне и «Аргунь». Сыграть сигнал сида не могла. А вот проспеть — вполне! Одна беда — тоска по пению не смогла остановиться. Слышала только себя. Как легко, радостно летел голос, не стеснённый узкой пещерой! Некоторые голоса ярко звучат в небольшом зале с хорошей акустикой — но теряют силу и красоту в большом пространстве. Случается и наоборот, и голос Немайн оказался именно из таких! Она пела — выполнив главную работу тяжёлого дня, и совершая новую, от которой так яростно откручивалась на военном совете. Сама привела тысячу доводов против! Главным из которым стал тот, что сакс должен бояться любого камбрийца, не только её. Теперь — всё забылось, остался новорожденный звук, наполнивший всё существо без остатка, воздух, ласковым потоком протекающий через связки — без напряжения, без усилия, сам… И можно оглянуться назад, на бывшее болото, где кавалерия, поддержанная колесницами, начинает разгон!

В лёгкие ворвался новый воздух — чтоб устремиться наружу вместе со словами. Уж больно сигнал оказался похож на начало одной из сцен, которые Немайн готовила к вступительному экзамену в консерваторию из снов.

Уже первые звуки — знакомый сигнал, исполняемый не трубой, а голосом — насторожили принца Риса. Приказал выступать приказ к выступлению — но как-то с оглядкой. А над головой летел заполошный бессловесный призыв: в сёдла, в галоп! Когда за сигналом последовала песня на неведомом языке — понял: дело плохо. В ход пошла последняя ставка. На военном совете так уговорились: саксов бить обычным оружием, но, если станет невмоготу — сида с башни увидит и запоёт. Тогда уже всё равно, даже если удар придётся и по своим…

— Немайн поёт! — крикнул, обернувшись, — Победа или смерть!

А чуть впереди Эйра, наслушавшаяся рассказов о стычке с ирландскими разбойниками, добавила свой клич — и богини:

— Камбрия навсегда!

Тряхнула головой, чтобы ленточки на ушах заволновались. Знала, что ей такое «украшение» не нужно. Но — не удержалась. С утра помнила — будет от Немайн головомойка. За несерьёзность. Заранее смирилась. А теперь и забыла.

Ария закончилась, и вслед ей понеслась песня, наполовину придуманная, наполовину переведённая — специально для Эйры, желавшей услышать хоть что-нибудь понятное. Голос Немайн покрывал все поле боя — и в каждой камбрийской душе отзывался родными словами.

Эй, камбрийцы, наша слава
Словно речка, вьётся!
Не иссякнет, пока сердце
За народ свой бьётся.

Кейр оглянулся на потрёпанную линию стрелков. Бьют поверх голов копейщиков — но и сами больше не прикрыты. Впрочем, лучники саксов попали в плотный строй и вообще не могут стрелять. Так что опасен разве редкий метательный топор или дротик, брошенный кем-нибудь из бойцов первого ряда. Гораздо страшней прорывы — в нескольких местах саксы всё-таки прорубились повозкам, и то и дело порывались залезть наверх. Раза три им это ненадолго удавалось. В одной из таких схваток Кейр лишился лука, и теперь только страховал товарищей, да время от времени напоминал лучницам, что пора пополнить запас стрел. Долго так продолжаться не могло — обе стороны колебались под градом ударов. Вперёд гнали долг и ярость, назад — страх и отчаяние. Пока не появились слова — и отчаяние вдруг оказалось на стороне, ведущей к победе.

Кейр взмахнул мечом. Сида запела. Это значило, что судьба сражения должна решиться в ближайшие минуты. Пришла пора встретиться с врагом на истоптанной земле, где из последних сил держались остатки копейной линии.

— Сейчас или никогда, — заорал он, — в рукопашную! Бей!

А над строем летело, звало к победе и славе:

Против нас хоть мир весь с чёртом
Выступай задорно —
С нами Бог наш, тот, кто против,
Тот падёт позорно!
С нами Бог наш, тот, кто против,
Тот падёт позорно!

На этот раз Нион услышала поправку не голосом, а пророческим чутьём. На всякий случай проверила логически: всё выходит верно. Восточные ворота вот-вот упадут. Это южные завалены намертво — а через эти колесницы ходили. И, насадив все кольца до единого, велела заложить в пращу вместо каменного ядра — свинцовые пули. Скрип талей, злой прищур — как у сиды на ярком свету. Машина смотрит на спокойные створки — таран саксы так и не притащили, зато ухитрились сбить петли. Внешние ворота уже пали, и небольшой завал между саксы расчистили. Теперь черёд внутренних. В Кер-Сиди входы устроены разумней — но исправить всю крепость не хватило времени и сил. Защитники столпились по сторонам, метают вниз всё, что под рукой — но задние ряды держат щиты над головами передних, а если кто и падает — на место поверженного немедля встаёт новый боец.

Как только ворота рухнули, Нион дала отмашку. Чем опасна стрельба с отрицательным углом возвышения — из головы вылетело. За то ей, пустой да глупой, и досталось — соскочившим кольцом. Шлем спас — голову. Но — как стояла, так и села. Вот какой из Луковки командир: в город ворвались враги, а она сидит себе на земле, хуже любой немытой нищенки — на заднице, и ноги из-под юбки видно выше, чем по щиколотку! И как их подтянуть, чтоб это выглядело прилично?